Ксенотанское зерно - Страница 19

Якоб оторвал от борта повозки толстую жердь и, размахивая ее, как гигантской дубинкой, напал на конско-людскую смесь.

Жердь колотила по всему, что пыталось подняться: по людям, по лошадям… Ирме казалось, что тихий и послушный крестьянин, с которым она почти неделю ехала вместе и которого все это время совершенно не боялась, вот этот самый тихоня превратился в обезумевшее чудовище.

Якоб метался вокруг шевелящейся массы, молотя жердью по головам, телам, рукам… Кричали лошади, кричали люди. Брызгала кровь. Ирма присела, зажмурила глаза и закрыла ладонями уши, молясь всем святым, чтобы этот кошмар прекратился.

Крики затихли. Жуткая тишина нарушалась только несколькими шлепками. Девушка открыла глаза.

Вся дорога была завалена мертвыми телами. Кони, люди… И Якоб. Со сломанной, расщепленной, окровавленной жердью в руках. Удивительно, но на нем самом крови не было. Хотя, почему она на нем должна быть? Видимо, Ирме вспомнились книги, в которых человек, совершивший такое убийство, непременно должен быть залит кровью.

Якоб опустил жердь на землю и поклонился:

— Я выполнил ваше приказание, госпожа.

Ирма упала в обморок.

***

Холодные брызги полетели в лицо. Ирма задохнулась и вскочила. Она лежала в повозке, глядя в безмятежное небо, по которому плыли облака. Ветер пах травой, в вышине пели птицы. Улыбался крестьянин. Казалось, что жуткое побоище ей просто приснилось.

Ирма бледно улыбнулась, села и взглянула на дорогу.

Мертвые люди. Мертвые кони. Кровь. Кровь. Кровь.

Девушка перегнулась через борт повозки. Ее стошнило.

— Вот, выпейте воды, госпожа.

Ирма вцепилась во флягу, как утопающий в протянутый канат. Захлебываясь, она пила воду и ее тут же тошнило опять.

— Зачем? — плакала Ирма — Зачем ты их убил? Это же были люди, просто люди. Ты мог бы не послушаться меня, мог отдать меня им…

— Не мог, госпожа, — отрезал Якоб, — Будь это люди — отдал бы. Но это — не люди.

— А кто же это тогда?!

— Это — слуги Грибного Короля. А отдавать нечисти живого человека, пусть даже дворянку… Нехорошо.

— Грибной Король — это сказка!

— Грибной Король — это быль, госпожа. А это — его слуги.

— Не верю… Я тебе не верю! Ты просто ненавидишь дворян!

Якоб покрутил в пальцах медную рукоять черпака:

— Хорошо, госпожа. Давайте подождем, госпожа.

Они сидели рядом на повозке. Пели птицы, пахло летом, и если не смотреть на груду мертвецов неподалеку, то все было прекрасно.

— Ну вот, — удовлетворенно произнес Якоб, — смотрите, госпожа.

Ирма медленно повернула голову в сторону лежащих людей. И завизжала.

Мертвый дворянин, лежавший с краю, поднимался.

Не так, как это делал бы живой человек. Даже не как любое живое существо. Казалось, что он пустой внутри и теперь некая сила накачивает в него воздух. Распрямлялись руки, выпрямлялась спина. Сломанная шея становилась на место.

— Просто люди, госпожа?

Якоб спокойно подошел к дворянину, поворачивавшему в его сторону мертвые тусклые глаза, и ударил в висок медной рукоятью. Дворянин упал и затих.

Зашевелились другие.

Ирма с испугом смотрела, не могла оторвать взгляд, как крестьянин обходит встающих на ноги, поднимающихся, шевелящихся мертвецов. Удары медной рукоятью, казалось, обрывали нити, управлявшие людьми: в висок, в затылок, в сердце, в горло. Якоб походил на крестьянина, выполнявшего будничную работу: на жнеца, косаря, пахаря. Спокойно, буднично, деловито.

В висок, в сердце, в горло.

Попутно он осмотрел головы нескольких лошадей, удовлетворенно кивнул.

— Кажется, все, госпожа…

— А-а-а!!!

Одна из лошадей, та, на которой ехала женщина, чье горло парень только что проткнул своей рукоятью… Лошадь поднялась на ноги и шагнула в сторону Якоба. Парень обернулся…

Гигантским прыжком лошадь, оскалив зубы — волчьи клыки! — метнулась к парню, целясь в шею.

Чудом, только чудом Якоб успел увернуться и схватить чудовищную лошадь за уздечку. Резко крутанул — мелькнули в воздухе сбитые подковы — и воткнул в горло животного рукоять. Два раза провернул.

Ударила кровь.

Ирму стошнило. Хотя, казалось, уже нечем.

— Надо же, — спокойно произнес Якоб, — а шарука и пропустил.

Он подошел к всхлипывающей девушке, аккуратно взял из ее рук флягу и отпил небольшой глоток. Пальцы Якобы чуть дрожали.

— Кто это?

— Шарук. Нечисть в виде коня с волчьими зубами. Питается исключительно мясом…

— Кто будет ездить на такой твари?

Ирма вспомнила, что стояла рядом с этим чудовищем.

— Как правило, колдуны и нечисть.

— Тогда кто все эти люди?! Колдуны? Нечисть? Оборотни? Вампиры?

— Вурдалаки, — буркнул Якоб.

— Правда?!

— Госпожа, ну нельзя же настолько не знать опасностей! Вурдалаки — это живые мертвецы, они выглядят как полусгнившие трупы, не разговаривают и пожирают живых людей…

Ирму стошнило.

— …причем исключительно по ночам. Оборотни появляются только ночью, вампиры, вурдалаки. Ночь — время нечисти, не день.

— Крестьянин, — спокойно произнесла Ирма, вытирая рот.

— Да, госпожа?

— Как тебя зовут?

— Якоб, госпожа.

— Якоб, КРАСНО-ЧЕРНО-ЗЕЛЕНО-ФИОЛЕТОВО-ЛИЛОВАЯ БЕЛИЗНА!!! КТО эти твари?!!

Парень поднял брови.

— Это — слуги Грибного Короля, госпожа.

Якоб подошел к лежащему неподалеку цу Альтниколасу, единственному, кто не встал после смерти, повернул ему голову и указал на длинную белую прядь за левым ухом:

— Видите? Это знак Грибного Короля. Если увидите где-нибудь человека с такой прядью — опасайтесь его. Это уже не человек.