Никто не знал, откуда их таких брали или где их обучали, но чтобы связаться с гвардейцем нужно было быть или беспробудно пьяным или просто сойти с ума от вседозволенности.
Так может, Подмастерье — просто переодетый гвардеец? Правда, непонятно, зачем ему может понадобится обычный крестьянин, но, может быть, у них что-то вроде оброка, как у крестьян? Скажем, найти и посадить в тюрьму двух заговорщиков и четырех болтунов. Вот и приходится крутиться.
Да и та история с розовым зайцем? Зачем Подмастерью понадобилось убеждать Якоба, что тот ошибается? Проверял? Зачем?
Якоб отгонял мысль, которая лежала на поверхности. Что все дело в Ирме, что он, Якоб, выручив ее, ввязался в дворянские игры, от которых всегда бежал.
"Ничего, вот доедем до столицы, только ты меня и видел, господин Подмастерье"
— Август.
— Да, Ваше величество.
— Что за история произошла вчера вечером на улице… кхм… Старого Кладбища?
— А что за история?
— Август.
— Группа молодых дворян, пьяных, со знаками Лиги Освобождения, напали на сержанта Вашей личной гвардии, Рудольфа цу Токенблатта…
— Опять? Господин цу Гроссабгрунд, мне кажется или каждый, кто задирал сержанта Токенблатта за последние недели оказывался лигистом? Что это означает?
— Лигисты — большие задиры. Или их слишком много развелось в столице.
— А мне кажется…
— Нет. Лигисты. Во всем виноваты лигисты.
— И что мне предлагаете делать? Семья Гольденхирш требует возмездия.
— Может, казнить его?
— Сколько можно? Это и так третий раз за месяц. Ладно, объявите им, что обидчик казнен, покажите отрубленную голову… запас еще есть?
— Есть.
— А сержант Токенблатт пусть сменит фамилию и… прекрати ухмыляться! И передай своему защитнику чести невинных девушек, что если в течение этой недели он не найдет Ирму, то у нас пополнится запас отрубленных голов. Твои люди могут работать только под угрозой смерти. И еще… Что это за рыжая дрянь носится по столице?
— Вот так, Рудольф. Ты же меня знаешь… Но ты знаешь и нашего доброго короля. Если он пообещал отрубить голову — он отрубит…
— Да, господин генерал.
— Поверь, я все понимаю…
— Да, господин генерал.
— Я знаю, что ты искал бы девушку и без угроз, но… Ты же знаешь нашего доброго короля…
— Да, господин генерал.
— Рудольф, не обижайся…
— Да, господин генерал.
— Рудольф… И меня не обижай.
— Да… Август.
— Ты найдешь девчонку?
— Да.
Друден. Столица Нассберга.
Якоб задрал голову, пытаясь рассмотреть верх крепостной стены. Высоко…
Стена, из крупных серых камней, уходила ввысь футов на тридцать. Друденских футов, конечно.
У ворот в квадратной въездной башне толпились люди, прибывающие в город. Да что там толпились: въезд в город был плотно забит. Ворота закрыты, стражников на посту нет.
— В столице всегда так? — повернулся Якоб к безмятежно дремавшему Подмастерью.
— Ага, — беззаботно откликнулся тот из-под шляпы, — На час точно. Яблоко хочешь?
Ушлый попутчик успел поблуждать между узких кривых улочек пригорода и принес полмешка яблок. Красных и кислых.
— Нет, благодарю.
— Якоб, так что ты думаешь про короля Вальтера?
Вот, опять.
— Дай Бог ему долгих лет жизни и здоровья.
— А если правда?
— Послушай, уважаемый, что ты хочешь услышать от меня? — Якоб резко повернулся и наткнулся на твердый взгляд светлых глаз, блестевших в полутьме под шляпой.
— Что хочу? Хочу узнать одну вещь: если в стране начнется борьба короля Неца и его противников, что ты будешь делать?
— Коров пасти пойду. Это все дворянские игры, и крестьянину там делать нечего. От него все равно ничего не зависит.
Подмастерье пробормотал что-то неразборчивое.
— Ты можешь хотеть играть в эту игру, Якоб, можешь не хотеть. Но она уже играет в тебя.
— Уважаемый, ты хочешь сказать, что они не одинаковы? Что есть разница между королем генералом Нецем и аристократией?
— Есть, — уверенно заявил Подмастерье, — Ты и сам это знаешь. Как впрочем и любой крестьянин. Ведь вы любите короля, хотя и не признаетесь в этом. Ведь так?
— Ну так. От аристократии крестьяне ничего хорошего не видели… От генерала Неца тоже немного, но немного — чуть больше чем ничего. Да и генерал Нец всего добился сам, поднялся из низов. Аристократы же дали себе труд только появиться на свет.
— Понятно… А как насчет Микаеля цу Гольденберга? Вам он должен нравится больше генерала, ведь он — бывший крестьянин, поднявшийся на вершину самостоятельно.
Якоб подумал. А правда, почему цу Гольденберг, о котором не слышал только ленивый и глухой, не пользуется такой любовью в народе, как генерал Нец? Вроде бы, одинаковая судьба: один — разбогатевший крестьянин, сумевший купить себе титул герцога, второй — солдат, дослужившийся до генерала и получивший корону. Один уже получил власть, другой — хочет получить. Почему Неца любят, а Гольденберга — нет?
— И почему?
— А ты подумай. Наша очередь.
Стражник у ворот привычно поймал медную монету, лениво оглядел повозку, глянул на Подмастерье, на Якоба… Взгляд мгновенно заострился и похолодел.
— Господин сержант! — заорал он, направляя на Якоба ствол мушкета.
От ворот, утирая лоб, бежал крупный стражник в обшитой галуном треуголке.
— Что такое, зелень красная?!! Ты же видел, с кем я…
В воротах мелькнула и исчезла спина, в черном мундире.