Ксенотанское зерно - Страница 104


К оглавлению

104

Несколько человек лопатами загружали на носилки черную пыльную труху, оставшуюся от Грибного Короля. Пыль поднималась в воздух, пахло гнилью.

— Никогда больше не буду есть грибы, — скривился Август цу Гроссабгрунд.

— А я, — хищно ухмыльнулся отец Тестудос — буду. Еще как буду.

Король Вальтер стоял у окна. Он глядел на беснующуюся толпу, задумчиво покручивая в пальцах свинцовую пулю.

— Ваше величество… — тихо подошел аббат.

— Да вот, думаю, — невпопад произнес король, — что мне вот с этими героями делать? Плесень из их голов, как оказалось, никуда не делась. Не расстреливать же их, в самом деле… Кстати, что с герцогскими ведьмами?

— Отец Куникулус…

— Надеюсь, он справится?

— Конечно, — аббат позволил себе улыбку, — они же — девушки. Вот только зачем они нам?

— Как это зачем? Мужской монастырь у меня есть, а женского нет.


***

— Ты кто такой? — прошептал Дитрих.

— Меня зовут Якоб Миллер, — голос крестьянина был громок. Он не собирался скрывать свое имя, — Я из Черного Холма и я — за короля Вальтера.

— Ты за короля?! — в представлении Дитриха быть союзником Вальтера мог только дурак или умалишенный.

Якоб, не обращая внимания на принца, обратился к толпе:

— Раньше я думал, что не нахожусь ни на стороне короля, ни на стороне его противников. Я думал, что могу остаться в стороне. Но я вижу, что здесь и сейчас — только две стороны. И я — за короля.

— Да он купленный! — выкрикнул из толпы молодой дворянин.

— Купленный кем? — голос Якоба покрыл поднявшийся было гул, — Королем? Зачем ему покупать крестьянина? Или вы думаете, это он привел меня сюда? Так нет, я сам пришел.

— Правильно! — завопила, срываясь на истеричные нотки, дворянка в роскошном платье, совсем не подходящем для уличных выступлений, — Это же крестьянин! Быдло всегда любит кнут, потому что привыкло повиноваться! Только мы, настоящие свободные люди…

Поднялся недовольный шум. Девушку заставили замолчать, хотя она вырывалась и кричала "Но я же права!" Не самый удачный довод. На площади было слишком много горожан: купцов, ремесленников, слуг, то есть всех тех, кого дворяне привыкли называть "быдлом". Сегодня горожане пришли сюда вместе с дворянами, вместе, в едином порыве и было лишним напоминать им, что для дворян они — люди второго сорта.

— Посмотри на эту площадь, крестьянин, — Дитрих опомнился от первого шока. Его просто колотило от ненависти. Что эти крестьяне вообще возомнили?! Что к ним прислушаются? — Посмотри на всех этих людей. Их здесь — две тысячи. Ты — один. Почему мы должны послушаться тебя?

— А почему, господин, ВАС должны послушаться остальные жители Друдена? Их в городе побольше, чем две тысячи. Почему вас должны послушаться остальные жители Нассберга? Кто дал право ВАМ решать судьбы всех остальных?

— Да потому что, — заголосила все та же неугомонная девушка, — что остальные молча терпят королевскую тиранию! И только мы…

— Может, они вовсе не терпят? — Якоб перебил дворянку, хотя крестьянское воспитание протестовало в голос, — Может быть, король генерал Нец всех устраивает?

— Вальтер, — Дитрих побелел от злости, — колдун, тиран, деспот, насильник и грабитель! Он украл мою корону!

— Колдун… — задумчиво проговорил Якоб, глядя на людское море.

Его слушали.

— Король Вальтер — колдун…

— Да! Да, да, да!

— А вы, господин?

— Что? — опешил Дитрих.

— Вы — не колдун?

— Да как ты смеешь!

Принц осекся: перед его лицом на простой веревке качался простой предмет.

Маленький медный ключ.

— Дотроньтесь до него, господин. Докажите всем, что вы — человек.

— Эй, парень, — высокий, сгорбленный портной крикнул из толпы, — ты это о чем?

— У принца Дитриха, — голос Якоба загремел, — за левым ухом — белая прядь. Знак Грибного Короля. Ваш принц — слуга лесной нечисти!

— Что?! — в один голос взревели Дитрих и толпа, — Как ты смеешь?!

— Смею, господа. Все, кто еще человек, — закричал Якоб, — посмотрите на своих вожаков, на тех, кто привел вас сюда, на тех, кто обещает вам счастливую жизнь. Посмотрите на них и у каждого вы увидите белую прядь.

Принц прыгнул на Якобы, забыв о собственной шпаге, попытавшись вцепиться ему в лицо ногтями, как кошка. Прыгнул и повис в руке Якоба, как пойманный кот.

— И что эта прядь значит? — крикнул портной, ухвативший за рукав крикливую девушку-дворянку.

— Прядь означает, что те, кто привел вас сюда — не люди.

— Это просто мода такая, дурак! — завопила девушка, — Просто мода! Вы не смеете трогать меня!

Толпа забурлила, вскипела. То тут, то там на глаза горожанам попадались белые пряди.

— Серебром их, серебром! — крикнул кто-то.

— Нет, — с балкона прокричал Якоб, — серебро, золото… Этим дворян не проймешь, они слишком часто держат их в руках. Медь, простая медь — то, чем они брезгуют, как слишком простым, то и разоблачит их.

— Отпусти меня, отпусти! — принц дергался и извивался ужом.

— ААА!!!

Дружный крик пронесся над площадью. Где-то дворяне выхватили шпаги, где-то пролилась кровь, но слишком многие попали в руки горожанам, которые ткнули в них ожигающей медью.

— Нечисть!!! — завопила толпа, — Бей их!!!

Если уж хочешь обмануть кого-то, то постарайся хотя бы, чтобы тебя было не так легко разоблачить.

"Хорошо, — подумал Якоб, не обращая внимания на рывки висящего принца, уже полузадушенного, — Хорошо, что слуг Грибного Короля так легко отличить от обычных людей. Будет хуже, если придут чьи-то слуги, в точности похожие на людей. Их так легко не разоблачишь… Они, пожалуй, и победить могут…"

104